Фуллер открыл было рот, хотел что-то сказать, но сжал губы. Горло у него перехватило, и он понял, что если он заговорит, его голос будет похож на кряканье.

– Раз вы ее действительно не боитесь, сделайте доброе дело, капрал, поступите по-христиански, – сказал старик.

Поднимаясь по лестнице в Сюзаннино гнездышко, Фуллер до судорог старался сдержать волнение.

Дверь Сюзанниной мансарды была не заперта. Фуллер постучал, и дверь сама открылась. Воображению Фуллера «гнездышко» рисовалось темным и тихим, пахнущим духами, в путанице тяжелых драпировок и зеркал, с турецким диваном где-то в одном уголке и пышной постелью в виде лебедя – в другом.

А увидел он и Сюзанну и ее комнатку, какими они были на самом деле. Это была невзрачная комнатенка, какие сдают на лето предприимчивые янки, – голые фанерные стенки, три крючка для платья, линолеум вместо коврика. Газовая плитка с двумя горелками, железная койка, холодильничек. Узенькая раковина с голыми трубами, пластмассовые стаканчики, две тарелки, мутное зеркало. Сковородка, кастрюлька, банка с мыльным порошком…

Единственный намек на гарем – белое кольцо тальковой пудры на полу, перед зеркалом, и посреди кольца – отпечаток двух босых ступней. Отпечатки пальцев были не больше бусин.

Фуллер взглянул на эти бусины, потом – на Сюзанну, которая укладывала последние вещи в чемодан.

Одета она была по-дорожному – и одета скромнее, чем жена любого миссионера.

– Газеты, – крякнул Фуллер. – Мистер Хинкли прислал.

– Как это мило с его стороны, – сказала Сюзанна. – Передайте ему… – Она обернулась и больше ни слова не сказала. Она узнала Фуллера. Она надула губы, и ее тонкий носик покраснел.

– Газеты, – повторил Фуллер пустым голосом. – Мистер Хинкли прислал.

– Я вас слышу, – сказала она. – Вы это уже один раз сообщили. Больше вам нечего мне сказать?

Фуллер беспомощно опустил руки: – Я вовсе не хотел, чтобы вы уезжали, – сказал он, – вовсе не хотел.

– Предлагаете мне остаться, что ли? – сказала Сюзанна несчастным голосом. – После того, как меня публично назвали падшей женщиной? Распутницей? Блудницей?

– Елки-палки, да никогда я вас так не обзывал!

– А вы пытались поставить себя на мое место? – спросила она. И она хлопнула себя по груди: – Во мне тоже сидит живой человек, понятно?

– Понятно, – сказал Фуллер, хотя до сих пор он этого не понимал.

– У меня душа есть, – сказала она.

– Ясно, есть, – сказал Фуллер, весь дрожа. А дрожал он потому, что теперь у него вдруг возникло ощущение глубокой близости к ней: Сюзанна, девушка его золотой мучительной мечты, сейчас страстно и откровенно говорила о своей душе – и с кем? С ним, с Фуллером!..

– Я всю ночь не спала из-за вас, – сказала Сюзанна.

– Из-за меня? – Он хотел одного – чтобы она опять ушла из его жизни. Он хотел, чтобы она превратилась в черно-белый силуэт, толщиной в одну журнальную страничку, и чтобы он мог перевернуть эту страницу и читать о бейсболе или иностранной политике.

– А вы что думали? – сказала Сюзанна. – Я всю ночь с вами разговаривала. Знаете, что я вам говорила?

– Нет, – сказал Фуллер, отступая от нее. Но она двинулась за ним, и ему показалось, что от нее идет жар, как от огромного радиатора.

– Я вам не Йеллоустонский парк! – сказала она. – На меня налоги не расходуются! Я не общественная собственность! И вы не имеете права делать мне замечания за мой вид!

– Обалдеть!.. – сказал Фуллер.

– Мне надоели дураки-мальчишки вроде вас, – сказала Сюзанна. Она топнула ногой, и лицо у нее вдруг осунулось: – Что мне делать, если вам хочется меня поцеловать? Виновата я, что ли?

Все свое, личное уже виделось Фуллеру далеким и смутным, как водолазу видится солнце со дна океана.

– Да я только хотел сказать, лучше бы у вас вид был посолиднев.

Сюзанна широко развела руки:

– А теперь у меня вид солидный? Так вам больше нравится?

От ее вопроса у Фуллера заныли кости. Вздох оборвался в груди, как лопнувшая струна.

– Ну да, – сказал он и шепотом добавил: – Вы про меня забудьте.

Сюзанна тряхнула головой:

– Забыть, что тебя переехал грузовик? – сказала она. – Почему вы такой злой?

– Что думаю, то и говорю, вот и все, – сказал Фуллер.

– И у вас такие гадкие мысли? – растерянно сказала Сюзанна. Глаза у нее расширились: – На меня иногда и в школе так смотрели – будто хотят, чтоб меня на месте громом убило. Такие меня и на танцы не звали и никогда со мной слова не говорили, я им улыбнусь – а они не отвечают. – Она вся передернулась: – Ходят вокруг меня крадучись, как полисмены в маленьком городишке. И смотрят на меня, будто я преступница какая.

У Фуллера мурашки пошли по коже – так правдиво звучало это обвинение:

– Да они, вероятно, думали совсем про другое, – сказал он.

– Вот уж нет, – сказала Сюзанна, – вы-то наверняка не про другое думали. Вдруг заорали на меня там, в кафе, а я вас никогда в глаза не видела. – Она вдруг заплакала. – Ну почему вы такой?

Фуллер уставился в пол.

– Не было мне удачи с девушками, вроде вас, вот и все, – сказал он. – Обидно очень.

Сюзанна изумленно подняла на него глаза:

– Вы просто не понимаете, от чего зависит удача, – сказала она.

– От машины последней марки, от нового костюма, от лишних двадцати долларов, – сказал Фуллер.

Сюзанна отвернулась, захлопнула чемодан.

– Удача – от самой девушки зависит, – сказала она. – Вы ей улыбнетесь, поговорите с ней поласковей – сами обрадуетесь, что она – такая, как есть. – Она обернулась и снова широко раскрыла руки: – Я тоже такая. Мы, женщины, так созданы, – сказала она. – Если мужчина со мной мил и ласков, если мне с ним весело, может быть, я его и поцелую. Вы со мной согласны?

– Да, – сказал Фуллер смиренно: она ткнула его носом в ту прекрасную первопричину, которая правит миром. – Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего!

– Погодите! – сказала она. – Нельзя так. Вы уйдете, а я останусь с таким чувством, что я плохая. – Она встряхнула головой. – А я не желаю чувствовать себя плохой. Я этого не заслужила.

– Ну что же я могу сделать? – беспомощно спросил Фуллер.

– Можете пройтись со мной по главной улице, как будто вы мной гордитесь, – сказала Сюзанна. – Можете сделать так, чтобы меня считали человеком. – Она утвердительно кивнула самой себе: – Вы обязаны сделать это для меня.

Капрал Норман Фуллер ждал Сюзанну на балкончике перед ее гнездышком, на глазах у всего поселка.

Сюзанна велела ему выйти, пока она переодевалась, – переодевалась для того, чтобы ее снова считали человеком. Кроме того, она уже позвонила в транспортную контору и велела привезти багаж обратно.

Фуллер скрашивал минуты ожидания, гладя Сюзаннину кошку.

– Ах ты, котя, котя, котя! – повторял он без конца. – Эти слова – «котя, котя, котя, котя» – успокаивали его, как спасительный наркотик.

Он повторял их, когда Сюзанна выпорхнула из гнездышка. И никак не мог остановиться, так что ей пришлось решительно отнять у него кошку, чтобы он посмотрел на нее, Сюзанну, и предложил ей руку.

– Прощай, котя, котя, котя, котя, котя, котя, – сказал Фуллер.

Сюзанна была босиком, в своих дикарских серьгах, на щиколотках звенели бубенчики. Слегка опираясь на руку Фуллера, она повела его вниз, по лесенке, и пошла своей зовущей, звенящей, дразнящей походкой мимо винной лавки, страхового агентства, конторы по продаже недвижимости, закусочной, мимо клуба Американского легиона и церкви, к переполненному кафе.

– Теперь улыбайтесь, будьте со мной милы, – сказала Сюзанна. – Покажите людям, что вы меня не стыдитесь.

– Не помешает, если я закурю? – спросил Фуллер.

– Как предупредительно с вашей стороны спрашивать разрешения, – сказала Сюзанна. – Нет, мне совсем не помешает.

И, подпирая правую руку левой, для устойчивости, капрал Фуллер наконец смог закурить сигару.